В храме небесного покровителя

В храме небесного покровителя

Сурков Сергей

С Николо-Богоявленским собором связаны судьбы многих выдающихся пастырей Русской Церкви. Несколько лет своей жизни посвятил собору один из самых ярких церковных деятелей середины XX века архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич). Интриги сослужителей, страх перед арестом и тяготы священнического быта конца 1930-х, но и любовь прихожан вкупе с опытом искренней дружбы — все это пережил он в период своего настоятельства.

Архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич)

Никаких преимуществ

Указом митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Симанского) 4 марта 1938 года настоятелем Николо-Богоявленского собора был назначен архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич). Он занимал эту должность до 19 мая 1939 года, после чего до 26 октября 1940 года состоял в штате Николо-Богоявленского собора как рядовой священнослужитель.

По свидетельствам прихожан, архиепископ Николай в эти годы почти всегда служил иерейским чином, иногда без диакона (впрочем, как и митрополит Алексий). Знаки архиерейского достоинства он возлагал на себя крайне редко. Владыка нес обычную священническую череду (его чередным днем была среда) и совершал все требы — крестил, исповедовал, причащал болящих на дому, соборовал, отпевал. После освобождения от должности настоятеля никакими преимуществами по отношению к прочим священнослужителям собора иерарх не пользовался. Мария Федоровна Анфимова, духовная дочь святителя, вспоминала, что накануне и в самый день праздника отдания Пасхи 1939 или 1940 года в верхнем храме Николо-Богоявленского собора торжественно служил весь причт, а архиепископ Николай в это время служил в нижнем храме требы.

В отличие от других клириков, архиепископу Николаю немало времени приходилось тратить на дорогу: в начале 1939 года он был вынужден переехать из Петергофа, административно подчиненного Ленсовету, в поселок Татьянино близ Гатчины (последний раз петергофский адрес как домашний владыка указал в анкете, датированной 4 января 1939 года). Остаться на ночлег в Ленинграде у матери или родственников для него в те времена значило подвергнуть себя угрозе ареста, и после богослужения во вторник вечером святитель спешил на Варшавский вокзал. А рано утром в среду — на первый поезд, чтобы успеть к ранней Литургии, начинавшейся в 7 часов.

В те годы, когда на Русскую Церковь, казалось, обрушились «врата ада», несколько оставшихся незакрытыми храмов Ленинграда были переполнены прихожанами. По выходным дням в соборах Таинство Крещения вынуждены были совершать несколько священников. Известный церковный историк А.Э. Левитин-Краснов вспоминал: «В 1936 году, чтобы попасть к Светлой заутрене в Князь-Владимирском соборе, мне пришлось занять место на клиросе в 2 часа дня. Так же обстояло дело и в 1937-м, и в 1939-м. В 1938-м, 1940-м я был у за-утрени в Никольском соборе. Так как этот храм двухэтажный, то здесь можно было занять место гораздо позже, в 7-8 часов вечера. В Великом посту сотни тысяч человек приступали к Исповеди и Причастию. Оставшиеся священники буквально сбивались с ног, падали от усталости. Подавалось огромное количество записок о здравии „скорбящих“ (термин „заключенный“ был запрещен)».

Недоброжелатели и друзья

К сожалению, не все священнослужители города добросовестно относились к своим обязанностям. Об этом свидетельствует следующий случай: в 1938 году, еще будучи настоятелем Николо-Богоявленского собора, архиепископ Николай составил расписание, согласно которому каждому клирику собора отводилось два с половиной выходных дня. Часть духовенства потребовала дополнительный день отдыха. Один из священнослужителей, прилюдно оскорбив архиепископа Николая, заявил, что поминовение владыки за богослужением является «нарушением правил» и что «содержать его, бездельника и дармоеда, на свой заработок он не намерен». Свой рапорт митрополиту Алексию об этом инциденте архиепископ Николай заключил словами: «Я не представляю себе моральной возможности совмещать молитву и трудиться в Никольском соборе с таким собратом, оскорбляющим мое архиерейское и личное достоинство». Но реалии тех лет были таковы, что служить с «таким собратом» владыке пришлось и далее, также как и с другим, уличенным в совершении отпеваний в обновленческих храмах, и с третьим, отказывавшимся причащать болящих на дому. Митрополит Алексий, пол-ностью согласный с архиепископом Николаем, ограничился резолюцией, что и один день является достаточным для отдыха, а «в трудные дни напряженной работы требования 3-х выходных — не только чрезмерное, но и греховное», призвав священнослужителей «жертвовать ради подвига смирения». Данные клирики были известны тесными связями с НКВД, и поэтому наложить на них прещение было делом непростым…

Подобные коллизии имели место и после освобождения архиепископа Николая от должности настоятеля собора. Некоторые из третировавших святителя клириков в свое время начинали служение в храмах Петергофского викариатства и были многим обязаны архипастырю. Об отсутствии у владыки чувства злопамятности говорит тот факт, что в послевоенные годы, находясь в зените славы и могущества, имея возможность существенно влиять на ситуацию в Ленинградской епархии, он никогда не упоминал о тех унижениях, которые претерпел в предвоенные годы от сослуживцев. Не препятствовал он и их служебному росту, выезду в заграничные командировки и т.п. А интриговавший против владыки и сменивший его в должности настоятеля Николо-Богоявленского собора протоиерей Павел Тарасов в ноябре 1949 — сентябре 1950 годов даже служил в Троицком соборе Подольска, вновь под омофором владыки Николая — тогда уже митрополита Крутицкого и Коломенского.

Но недоброжелатели архиепископа Николая все-таки составляли меньшинство в клире Николо-Богоявленского собора. С некоторыми же священнослужителями владыку связывали доверительные отношения, например, с протоиереем Николаем Ломакиным, которого он хорошо знал еще со времени совместного служения в храме святителя Николая Чудотворца при Николаевской детской больнице Петрограда в конце 1910-х годов. В годы Великой Отечественной войны с протоиереем Николаем митрополиту Николаю будет суждено сотрудничать по линии расследования преступлений, совершенных немецко-фашистскими захватчиками.

Большой радостью для святителя стала возможность совместного служения в 1940 году с протодиаконом Феодором Юдиным, которого он некогда рукоположил во священный сан. В 1922–1935 годах отец Феодор служил в Петропавловском соборе Петергофа, где находилась кафедра владыки Николая, позднее — в нескольких соборах города на Неве. По воспоминаниям прихожан, протодиакон Феодор Юдин отличался не только редкой красоты голосом, но и способностью создать за бого-служением особый молитвенный настрой. С отцом Феодором архиепископа Николая связывали особенно тесные отношения. После того как в 1945 году за служение на оккупированной территории в составе Псковской православной миссии отец Феодор Юдин был приговорен к 20 годам каторжных работ, митрополит Николай оказывал материальное вспомоществование супруге протодиакона, Ольге Кузьминичне, проживавшей и трудившейся в Ленинградских Духовных школах.

Печальное начало новой главы

Во время служения в Николо-Богоявленском соборе архиепископ Николай занимался и церковно-административной деятельностью. В конце 1930-х годов Петергофское викариатство не прекратило свое существование: в Петергофе и окрестностях еще оставалось несколько действующих храмов. Кроме того, осенью 1936 года на архиепископа Николая митрополитом Ленинградским и Новгородским Алексием было возложено управление Псковской и Новгородской епархиями. Позже полномочия Петергофского архипастыря значительно расширились: циркулярным письмом от 21 мая 1937 года митрополит Алексий известил благочинных, что в его личном ведении остаются храмы Ленинграда, Пушкина и Слуцкого (Павловского) района Ленинградской области. Храмы же прочих районов, а также районов Карелии, Мурманского края, бывших Псковской, Череповецкой и Боровичской епархий поручались ведению архиепископа Петергофского Николая. Таким образом, под омофором архиепископа Николая оказалась колоссальная территория: от Валдайской возвышенности до Баренцева моря и от Чудского озера до Онежского. Правда, в описываемое время на ней оставалось лишь несколько десятков действовавших храмов Патриаршей Церкви. Архиепископ Николай, насколько было возможно, проявлял заботу о поставлении священнослужителей на вверенной ему территории. В связи с постоянными арестами духовенства вакансий было очень много, а рукоположения были крайне редки.

Полное трудностей служение в Никольском храме являлось и большим утешением для Петергофского архипастыря. Его новое назначение осенью 1940 года, обстоятельства которого не вполне ясны, далось святителю нелегко. Согласно свидетельству А. Левитина-Краснова, узнав о том, что ему предстоит отправиться на служение в Западные области Украины и Белоруссии, освобожденные РККА годом ранее, архиепископ Николай срочно выехал в Москву к Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Сергию (Страгородскому) с просьбой найти другого архиерея. В это время при смерти находилась мать владыки, Екатерина Николаевна, которую он очень почитал. Митрополит Сергий успокоил святителя, обещав найти другого кандидата. В это время в Москву неожиданно отправился митрополит Алексий (Симанский). Неделю спустя архиепископ Николай получил указ о своем назначении на должность временного экзарха Западных областей Украины и Белоруссии. Владыка немедленно связался по телефону с Патриаршим Местоблюстителем и услышал: «Митрополит Алексий мне сказал, что Вы передумали и теперь согласны принять назначение. Теперь уже ничего не могу сделать. Вопрос согласован с правительственными инстанциями». Архиепископ Николай, после бурного объяснения с митрополитом Алексием, с болью в сердце простился с умирающей матерью, хорошо осознавая, что больше никогда ее не увидит.

Конец 1930-х годов. Архиепископ Николай с матерью

Тяжелым было и расставание святителя с паствой Николо-Богоявленского собора. Одна из почитательниц иерарха вспоминала, как по окончании Всенощного бдения «владыка Николай вышел из алтаря и, не поднимая глаз, обратился к пастве прерывающимся от волнения голосом и объявил, что он направляется в командировку, после которой, сказал он, если Бог благословит, будем опять вместе молиться Господу… Но у всех присутствующих было тревожное чувство. Сердце подсказывало, что прощаемся с владыкой навсегда, но, видя его расстроенное лицо, мы стремились удержать слезы…» Это воспоминание, относя последнюю службу архиепископа Николая ко времени Великого поста, грешит неточностью: святитель покинул Ленинград в последних числах октября 1940 года. М.Ф. Анфимова утверждала, что протоиерей Павел Тарасов, узнав о назначении владыки, срочно снял его с «регистрации» и не дал ему проститься с паствой.

Несколько лет, проведенных в ожидании ареста, полных унижений и бытовых неурядиц, переживания из-за болезни матери, сделали свое дело: к новому месту служения иерарх вы-ехал поседевшим и осунувшимся.

18 декабря 1940 года Екатерина Николаевна Ярушевич скончалась. Святителю не удалось прибыть из Луцка на ее похороны (возможно, телеграмма с извещением о смерти матери была отправлена не по нужному адресу). По воспоминаниям М.Ф. Анфимовой, архиепископ Николай смог приехать только на 40-й день и отслужил панихиду на Красненьком кладбище, где была похоронена Екатерина Николаевна. Заупокойную литургию владыке служить не разрешили из-за отсутствия регистрации. Начало новой главы в жизни архипастыря оказалось связано для него с личной утратой.

http://aquaviva.ru/journal/?jid=23027